Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник]

— Дай выйти! — Крячко, оказавшийся прижатым к стене, пытался встать. — Ты меня, начальничек, жуликов и убийц заставляй охранять, а не трепи мне нервы!

— Все? Дружно выдохнули, заговорили о любви и дружбе! Елена, я не виноват, так получилось, когда-нибудь объясню.

Елена, как подавляющее большинство женщин, умела слушать только себя, взглянула презрительно.

— Лев Иванович, значит, данный кабачок вы выбрали не потому, что он прелестен…

— Стоп, девочка, мы пили на брудершафт! — перебил Гуров. — Фарш обратно провернуть нельзя, так что терпи.

— И не подумаю. — Елена взяла свою сумочку, хотела подняться, но Гуров оказался быстрее, пересел со своего места, устроился рядом с ней, сумочку отобрал, передал через стол Крячко.

— Держи, здесь наше с тобой спасение.

— Ты мне дело не вяжи, начальник, — буркнул недовольно Крячко. — Мне своего хватает.

Гуров махнул на друга, налил себе солидную порцию. Напряжение последних часов сказывалось, выползал страх, который у сыщика появлялся с опозданием, но являлся обязательно, как часовой заступал на пост. Гуров смотрел на свой стакан с сомнением: как бы не дрогнула рука, стыдно будет.

Утром, после того как Гуров побрился и переоделся, они с Крячко заехали сюда, заказали столик, сыщик договорился с официантом, чтобы в первый заказ ему подали воду.

Сейчас он поднял бокал, взглянул на Крячко, кивнул, лукаво улыбнулся Елене и выпил.

— Я не прошу отвезти меня домой, проводите до такси, — сказала Елена.

— Новая экономическая политика такси отменила, оставила частный извоз, — Гуров подцепил вилкой кусок ветчины. — Я начальник службы безопасности фирмы и не имею права рисковать твоей жизнью.

— Ты лицедей! Я не желаю здесь находиться!

— Станислав, ко мне обратились на «ты», что обнадеживает, обозвали иностранным словом, что настораживает. Как быть?

Крячко смотрел на друга с любовью, восхищением и жалостью одновременно. Какой мужик пропадает! Замазана мадам в деле, не замазана, что скорее всего, но стерва она однозначно и никаких сомнений не вызывает. Из всех женщин Гурова только первая его жена была нормальной и любящей, остальные, как на подбор, стервы. Жена устала и ушла, а стервы появляются и исчезают.

— Я говорю совершенно серьезно, Лев Иванович. На такси, частнике, пешком по гололеду я желаю немедленно отсюда уйти, — веско произнесла Елена.

— Печально. Значит, графа Монте-Кристо из меня не вышло. — Гуров кивнул Крячко: — Дай-ка сумочку благородной даме, которая не желает сидеть за одним столом с простыми ментами.

Он взял у Крячко сумку, отодвинул тарелки, расчистил место и неожиданно высыпал содержимое сумки на стол. Крячко даже прикрыл глаза, подумал: а если нет? А если Гуров ошибся, как он сейчас будет выглядеть?

— Ну уж! — Елена попыталась вскочить.

— Нет уж! — Гуров резко усадил ее на место. — Обидеть человека просто, понять труднее. — Он ловко перебрал лежавшие на столе предметы, отложил в сторону пудреницу, остальное ссыпал назад, в сумку, положил на колени ошеломленной женщины. — Станислав, взгляни, выскажись по существу. — Он подвинул пудреницу через стол.

— Чего смотреть и говорить, я тебе и так верю, — Крячко облегченно вздохнул, взял пудреницу, посмотрел на Елену, пытаясь разобраться в ее реакции.

— Не гляди на девочку, как удав. Втемную ее использовали, втемную, — усмехнулся Гуров. — И говорю не как влюбленный, а как сыщик-профессионал. Могу подтвердить свои слова несколькими доказательствами, и главное из них у тебя в руках.

— Ты прав, извини, — Крячко положил пудреницу на стол, подтолкнул Гурову. — Конечно, знала бы, не взяла бы с собой.

— А если по-русски? — Елена сжала виски. — Можно объяснить, что происходит?

— В твоей пудренице спрятан «жучок», наши разговоры можно услышать в определенном радиусе.

— Что? — Елена схватила свою пудреницу. — Отличная вещь, мне подарил ее Борис Андреевич. Надеюсь…

— Надейся и не сомневайся, — перебил Гуров. — Борис здесь ни при чем. Ты не виновата, но и я не виноват.

— Значит, ты копался в моей сумке?

— Женщина, — вздохнул Крячко и выпил. — Пусть рухнет небосвод, женщина схватит осколок зеркала, проверяя, не помялась ли прическа.

— Мы знали, что разговоры в приемной подслушиваются, но «жучка» в ней не обнаружили. Вывод напрашивался: кто-то «жучок» приносит и уносит. Я хотел встретиться с одним милым человеком и пригласил тебя в ресторан. — Гуров обвел рукой зал. — Он тебе понравился?

— Все равно это подло, — сказала Елена, запнулась и покраснела.

— Вот именно. — Гуров зевнул: как обычно, после стресса начинало клонить в сон. — Мы договорились тот вечер не вспоминать. У нас еще будет время.

— Ты уверен?

— Уверен, — ответил Гуров.

На следующий день утром, только Еланчук развернул газету, как раздался телефонный звонок, и знакомый голос сообщил, что киллер схвачен. Он никого не знал, и пусть его хранит Господь.

— Господь — это хорошо, — ответил Еланчук. — Но, как я и говорил, Гуров вернее.

— Не богохульствуйте. — Когда гость нервничал, его акцент проявлялся сильнее. — В вашей стране не могут решить простейшего вопроса.

Еланчук чуть было не посоветовал сменить страну, решил не рубить под собой сук и промолчал.

— Однако просматриваются новые варианты по основному вопросу, возможно, понадобится ваша помощь.

Услышав гудки отбоя, Еланчук положил трубку, взглянул на телефон как на злейшего врага, подумал, что, если им займутся компетентные люди всерьез, подобные разговорчики окончатся тюрьмой. У него имелось простейшее устройство, определяющее наличие подслушивающего «жучка», и, войдя в кабинет, Еланчук первым делом проверялся, однако как он никогда не доверял телефону, так и продолжал не верить. Вчера он зашел в кабинет, который некогда занимал ныне покойный Валентино. Новый директор вел сомнительный, главное, необязательный разговор по телефону. Еланчук сделал молодому человеку замечание. Парень вспыхнул, заявил, что все бывшие чокнулись, у стариков совсем крыша поехала на секретности и подслушивающих врагах. Еланчук не поленился, сходил в кабинет, принес аппаратик, хотя знал, что у Валентино имелся такой же и покойный проверялся ежедневно. Гэбэшник и не рассчитывал на результат, действовал интуитивно, перестраховывался. Каково же было его удивление и гнев, когда он моментально обнаружил, что телефон начальника прослушивается. Еланчук извлек «жучок», молча положил его в нагрудный карман сопливого руководителя, направился к двери, когда парень сказал:

— Минуточку, Юрий Петрович, но данный вопрос в вашей компетенции.

— Тот факт, что ты знаешь иностранные слова, меня радует, — ответил Еланчук резко, — но не означает, что я должен бегать за тобой со слюнявчиком. У меня была договоренность с твоим предшественником, что данный кабинет вне поля моей деятельности. Где твой предшественник?

Он вышел и в сердцах чуть было не хлопнул дверью, но годы выучки сказались, Еланчук прикрыл за собой дверь аккуратно. Когда и кто поставил «жучок», что конкретно могли узнать? Ясно, подслушивание установлено еще при жизни Валентино. И Еланчук вспомнил, что встреча в грязном баре согласовывалась по телефону покойного, вспомнил бар, мужчину в зеркале и свои опасения. Если ту встречу засекли и разговор слушали, то ничего в нем не было. Кто к нам приклеился, вот в чем вопрос. Продолжает прессинговать Гуров или на мне начинают виснуть бывшие коллеги?

Еланчук вызвал охранника, когда Жеволуб прибыл, взгромоздился на стул, спросил:

— Как служба, не давит? Может, мы с тобой перерабатываем? — Он понимал, что ведет зряшный разговор, здоровенный амбал хорош в рукопашной, но никуда не годный советчик. — Ты знаешь, когда наши хозяева уходят, они всегда жгут мосты?

— Извините, шеф, валяйте проще. — Охранник смотрел исподлобья. — Хотите сказать, что нас собираются ликвиднуть?

Жеволуб говорил грубо, но ткнул в болевую точку. Именно об этом и подумал гэбэшник. Валентино убрали, он, Еланчук, никакого задания не имеет. Ежедневные звонки, абсолютно не профессиональная встреча в баре «Интуриста». Да его, старого гэбэшника, элементарно засвечивают, затем ликвидируют, инсценируют демонстративный уход, успокоят спецслужбы, а сами останутся, затаятся, выждут. Для организации Еланчук, тем более парень, что сидит напротив, не фигуры, пешки, которыми можно легко пожертвовать. А глубоко законспирированный в «Стоике» человек, принимающий товар из Вьетнама, и канал, по которому наркотик переправляется из Москвы в Европу, останутся.

— Я дурацкий вопрос задал, ты и ответил под стать. Глупости в голову лезут, к смерти Валентино привыкнуть никак не могу, — легко солгал Еланчук, решив своего охранника успокоить. — Иди, Виктор, сегодня свободен, мы никуда не едем.